– Не дрейфь, – подбодрил Арлинга какой-то драган, с трудом сдерживая смех. – Варг отправит тебя в рай, будь ему благодарен!
Значит, у Вонючего было имя – Варг. Надо запомнить.
– Не убивайте! – закричал Регарди, упав на землю. – Пожалуйста, умоляю! Отпустите меня, я все сделаю, все отдам!
Скорчившись в песке, он поднял голову, чтобы зрители могли видеть слезы страха, бежавшие по щекам. Противно стало даже самому. Впрочем, он раскрыл им не все секреты.
«Разве я достоин вашего неба, идиоты? Разве я не вызываю у вас жалости и отвращения? Побойтесь Амирона и кодекса!»
Драганы продолжали смеяться, а Варг начинал злиться. Регарди чувствовал, как кожа противника становится горячее, и четко представил его краснеющее лицо. «Что ж, придется воспользоваться последним способом или сражаться с этими северными болванами до конца», – подумал он. Закрыв лицо руками, Арлинг затрясся в плаче, чувствуя, что осуществить задуманное оказалось нетрудно. Организм был ему благодарен – терпеть пришлось долго. Моча перебила запахи стоявших вокруг воинов, и какое-то время Арлинг полагался только на слух. Выдержав паузу, халруджи пополз к Варгу, который, видимо, как раз снял повязку, чтобы увидеть его позор. Северянин опешил.
«Правильно мыслишь, дурень. Драка с трусом тебя замарает».
Подобный поступок был немыслим для драгана, который предпочел бы немедленно заколоть себя, чем жить с такой «славой» дальше. Наверное, унизиться сильнее у Арлинга уже не получится.
– Пощадите слепца, благородный господин, – снова затянул он, пытаясь поцеловать ногу драгана. Обоняние вернулось, но лишь для того, чтобы натолкнуться на зловоние, исходившее от сапог Варга. Халруджи с удовольствием позволил себе промахнуться, уткнувшись носом в песок.
– Пожалейте…
Закончить Регарди не успел – удар плоской стороной лезвия по лицу бросил его на землю. Стараясь смягчить затрещину, он отвел голову в сторону, но пореза не избежал. Кровь теплой струйкой заструилась по щеке, смешиваясь с песком и грязью.
– Да ты и впрямь не достоин рая, – протянул Варг, поднимая подбородок Арлинга кончиком меча. – Говоришь, жить хочешь? Жизнь, она, знаешь, дорого стоит. За нее кровь проливают. А ты ведь даже не растение, как эти туземцы. Ты – сорняк, переметнувшийся с чужого огорода. Таких надо вырезать на корню.
«Эх, Варг, знал бы ты мои корни, попридержал бы язык», – подумал Регарди, трогая порезанную щеку изнутри языком. Боль помогла сосредоточиться.
– Не стоить пачкать о тебя благородную сталь, – продолжал драган, гордый тем, что оказался в центре внимания. – Когда мы войдем в город, я позабочусь, чтобы тебя скормили свиньям. Так поступают с трусами у меня на родине.
Арлинг никогда не слышал о подобных обычаях своих бывших сородичей, но спорить не стал. Такой поворот дел его устраивал. Главное, скорее оказаться в шатре, откуда он найдет способ сбежать. Мокрые штаны неприятно липли к ногам, но Регарди чувствовал себя почти счастливым. Маленькая победа после больших поражений.
– Отведите этого труса к пленным, – распорядился Варг. – И дайте мне, наконец, достойного воина, который хочет бороться за свою жизнь и свободу!
Кажется, у драгана была страсть к пафосным речам. Следовало запомнить и это.
– Я буду сражаться! – звонко выкрикнул молодой голос. – Кучеяры не боятся смерти. Только драганы могут позорить свой род и племя. Дайте мне меч!
Арлинг снова вспомнил о пленных наемниках Аджухама. Его трусливое поведение должно было уязвить кучеяров. Во время путешествия им не раз приходилось сражаться плечом к плечу, отбиваясь от керхов и разбойников, и многие из наемников называли халруджи калхегором, что на керхар-нараге значило «воин песков». Такое обращение мог заслужить опытный кучеярский воин и очень редко – чужеземец. Регарди только что показал, как глубоко они ошибались.
– Предатель! Трус!
Слова молодого наемника летели в спину, словно острые кинжалы. Мальчишку наверняка убьют. Регарди искренне желал ему храбрости. Попасть в чужой рай – это страшно.
В их темнице почти все пленные спали – сказались беспокойная ночь и долгий переход по пустыне. Те немногие, кто бодрствовал, возбужденно зашевелились при появлении Арлинга. Очевидно, они решили, что он сможет пролить свет на их будущее. У Регарди были тысяча и одна идея насчет того, что с ними могут сделать драганы, но поделиться ими он не успел. Земля вдруг со страшной силой ударила в голову. Ему даже показалось, что он прозрел. Весь мир наполнился кровью, как и должно быть, когда вокруг обрывается слишком много человеческих жизней.
Проваливаясь в небытие, Арлинга подумал, что мог бы, наверное, уклонится от удара копья, но почему-то не стал этого делать. Возможно, он не хотел развенчивать созданный с таким трудом образ труса, а может, испугался следующего удара – уже не тупым древком по голове, а острым наконечником между лопаток. Но правда была проста. Больше всего халруджи хотелось погрузиться в сон, где не было ни драганов, ни кучеяров, ни чувства вины за предательство самого себя.
Глава 2. Охота на вепря
Хмурое небо тяжело висело над землей, простираясь грузными складками до самого горизонта. Свирепый посланник зимы, холодный ветер, стригущий все живое, неспешно прогуливался по вершине горного хребта, поросшего кедровым стлаником, ольхой и карликовой березой. Вниз по склону начинались бескрайние заросли елово-пихтовой тайги. Цепляясь узловатыми корнями за карнизы уступов, деревья осторожно спускались в глухой распадок, покрытый непроницаемым шатром густых крон. Поздняя осень не оставила ни малейшего шанса кусту багульника с набухшими почками. Временная оттепель, стоявшая в Мастаршильде несколько недель, обманула беднягу, заставив поверить в волшебное возвращение весны.
Морозный воздух с легкостью проникал под теплую куртку на меху, кусал руки, судорожно сжимавшие лук, скреб по щекам, натирая их до красноты. Было так холодно, что редкие снежинки падали на землю в виде замерзшей крупы. И хотя вечер еще не наступил, темнота надвигалась с пронзительной скоростью, покрывая море остро-отточенных пик ельника мягким одеялом сонной тишины. В лесу было тихо – ни птичьего гомона, ни криков зверей. Казалось, что царящий полумрак задушил весь мир, усыпив даже кустарники и травы.
«Ничего, скоро начнется», – успокоил себя Арлинг, переставляя затекшие ноги. Как он ни старался, получилось громко. Усеянный мелкими льдинками снега листвяной покров гремел, словно бисер внутри бычьего пузыря. Регарди замер, внимательно прислушиваясь к звукам тайги, но его оплошность осталась незамеченной. Достав трубку, он собирался набить ее табаком, однако, вспомнив предупреждение Даррена, разочарованно засунул вещицу обратно.
Арлинг уже тысячу раз пожалел о том, что согласился отправиться на охоту. В замке Мастаршильда, где он должен был дожидаться приезда отца, было невыносимо скучно, но уж лучше терпеть скуку, чем мерзнуть на стылой земле в непроходимой чащобе леса. Как, наверное, хорошо сейчас дома, в Согдиане.
Сегодня столица Империи отмечала День Южной Звезды, веселый, беззаботный праздник дружбы и любви, когда по всему городу устраивались игры, маскарадные шествия и, конечно, гуляния – от веселых плясок и фривольных игр на набережной до торжественных, помпезных танцев в богатых домах Согдианы. Блеск гигантских хрустальных люстр, чей яркий свет, преломляясь в настенных зеркалах, освещал самых достойных людей Империи – благородных господ и знатных дам, был куда милее сердцу Арлинга, чем тусклые блики провинциального солнца Мастаршильда.
Интересно, в чем будет танцевать Розмарина Пиклодокка? На последней их встрече она пообещала, что наденет взрослое платье гранд-дамы вместо положенного ей «девичьего». Арлинг представил узкий облегающий корсаж с глубоким вырезом до середины груди, взбитое облако золотых локонов и нарумяненные щеки – ведь, к взрослому платью полагалась косметика, запрещенная девушкам, не достигшим совершеннолетия. Если молодая Пиклодокка сдержит слово, трудно представить, какой скандал разгорится в доме ее отца, которому в этом году выпала честь устраивать Первый Столичный Бал.